Бескрайнее, далекое небо треснуло, подобно толстому льду или стеклянному куполу. Надломы расползлись по всей площади, сияя остриями своих граней, готовые вот-вот пронзить. Оно рушится, теряя цвет, раскалываясь на части с мелодичным хрустальным звоном, словно через секунду придет конец всему. Сверху летит лишь град из стекла, небо не осыпается как лепестки японской вишни, но где же настоящая буря? Нет ни грома, ни молний, ни огненных стрел, лишь тишина, как в гробу под тонной земли. И от этого я хотел выстрелить себе в голову. Просто нажать на курок и избавиться от этой навязчивой мысли.
Всё течет, всё изменяется Меньше стало достойных образов Время принцев-героев кончается Настало время каких-то пидоров. Больше тех по статистике Кто поднял руку на женщину Что случилось, куда мы катимся? Как же больно об этом думать...
Мои мысли - лишь разбитые, потертые осколки стекла, впивающиеся в душу острыми как бритва краями. Я опять пью, оставаясь один меж мутных и гнилых людских душ, среди идиотов и быдла, эгоистов и лицемеров, блядей и лжецов, среди редких искор света, бликов солнца на грязных окнах, праведников и идеалистов, творцов и ученых, один. Хватаю ускользающую незримую ткань, сплтенную из нечетких отражений голубизны неба и оранжевого света, загибаясь от пронизывающих насквозь нитей отчаянья. Когда тебя в очередной раз оставят одного умирать глубоко внутри, что ты сделаешь? Лезвие сверкает в сизом дыму, а слова сетью опутывают истерически трясущиеся пальцы. Но никто не будет рядом, никто не станет держать за руку, оберегать от падения обессилевшее тело и душу, тот, кого я мог назвать своим лучшим другом предал меня, а Моя Любовь солишком социальна и пьяна этой жизнью. Я один.
Морозный узор расчерчен кровавой акварелью,растаял, и стекают вниз неестественно яркие капли. Обитель кошмаров разверзлась и выворачивает на изнанку втиши спящий разум. Покрытое шрамами тело сотрясается от рыданий на ледяной постели, прозрачные кристалы скользят по черным стрелам ресниц, обвалакивая тонкую покрасневшую кожу век. Дыра в солнечном сплетении зияет бардово-черным ореолом. Шестекрылый Мертвый Ангел пронзает взглядом инфернальных, то ли кровавых, то ли небесных глаз. И в них отражается холодная, беспощадная сталь. На коленях без сил пред свом исчерченым ранами жестоким Мертвым, что живее всех живых. Я резал эти пальцы за то, что они не могут прикоснуться к тебе.
Я пытался уйти от любви Я брал острую бритву и правил себя Я укрылся в подвале я резал Кожанные ремни, стянувшие слабую грудь.
[...]
Я ломал стекло как шоколад в руке Я резал эти пальцы за то, что они Не могут прикоснуться к тебе Я смотрел в эти лица и не мог им простить Того, что у них нет тебя и они могут жить.